— Меч, что отрубает глыбы льда в нашем теле…
Наконец шеф Кафки закончил свои потуги. Бросив тренажер, он вытер рукавом лоб и налил себе из фляги какую-то коричневую дрянь. Газетному обозревателю в области жизненных советов напиток предложен не был, что он посчитал дурным знаком.
Макфадден начал причитать на тему, имеющую мало отношения к делу.
— Я тебе, Фрэнк, не лицемерный, набожный Бэббит, ограниченный обыватель, что по воскресеньям ходит в церковь. Далеко не так! Широта взглядов, терпимость и стоящие нововведения — основа моей игры. Я одобряю любой образ жизни, если он на благо телу, разуму и душе. Лишь одного я не позволю. Знаешь, чего?
— Нет, сэр. Чего?
— Богохульства! — прогремел Макфадден. — Богохульства, что в твоих гранках, которые я, предосторожности ради, просмотрел перед тем, как пустить в печать! И слава Богу, что они попали мне на глаза! Вообразить не могу шум и крик, который поднялся бы после публикации такой несуразицы!
— О чем именно вы говорите, сэр?
— О твоем ответе «Сомневающейся в Денвере». «Если б нами владел только один демон со спокойным, незамутненным взглядом на нашу сущность и правом избавиться от нас в любой момент, то у него хватило бы сил держать нас всю жизнь вдали от Духа Святого и манипулировать нами так, что мы даже не подозревали бы о существовании Бога и жили бы, ни о чем не беспокоясь».
— Вы неправильно истолковали мою мысль, — слабым голосом произнес Кафка.
Макфадден злостно скомкал гранки.
— Неправильно истолковал, черт подери! Это самый откровенный разлагающий сатанизм, который я когда-либо слышал! Бедняжка! Страшно подумать, что было бы с ее жизнью, прочти она твои ницшеанские грубости! Что ж, Фрэнк, у тебя была отличная работа, ты сам от нее отказался. Немедля очисти стол, забирай жалованье и уходи!
Кафка не сказал и слова в свою защиту. Он знал, что Макфаддену не понять его доводы и что любые действия могут быть истолкованы положительно или отрицательно в зависимости от настроения шефа. К тому же вес недопонимания, извечно сопровождавшего Кафку, лежал на его плечах, как мешок угля на спине портового грузчика, лишая дара речи. Мигающий холодный огонек сверкнул в левом глазу Фрэнка. Поднявшись, Кафка направился к выходу.
Выплеснув свой гнев, Макфадден заметно смягчился к своему бывшему подчиненному и снизошел до того, чтобы напоследок дать ему совет:
— Может, тебе, Фрэнк, стоит попробовать работу без чрезмерной связи с общественностью. Вернись на железную дорогу. Или попытай удачу в страховой компании. Там явная нехватка психоаналитиков и писателей.
Кафка молча вышел.
На пути в свой кабинет он вынужден был пройти через ряды некстати оказавшихся на пути, хоть и дружелюбных коллег. Они выражали соболезнования, давали советы, прощались, но каждая фраза била по сердцу словно камень.
Последней стояла Милли. По ее щекам медленно катились искренние слезы.
— Ах, Фрэнк, я не знала…
Кафка оживился, выпрямив спину.
— Милли, я сожалею, если чем-то причинил вам боль. На некоторое время я оказался слепой овцой, заблудившейся в ночных горах. Или скорее овцой, которая преследует эту овцу. Однако теперь путь мой ясен.
— И каков он? — шмыгнула Милли.
— Дать волю дьяволу моей души.
С этими словами Кафка прошел в кабинет, стараясь не опускать головы.
Измятая рваная газета, вымокшая в сточной канаве, но зацепившаяся за гранитный бордюр, пестрела огромными заголовками, едва различимыми в желтоватом свете фонаря.
ГАЛКА ТЕРРОРИЗИРУЕТ ПОДПОЛЬЕ
ПОЛИЦЕЙСКИЕ ПЕРЕСАЖАЛИ ВСЕХ ПРЕСТУПНИКОВ, ДОСТАВЛЕННЫХ К ДВЕРЯМ УЧАСТКА
СУДЫ ПЕРЕПОЛНЕНЫ!
«ЧТО ЕМУ НУЖНО?» — ВОПРОШАЕТ ОБЩЕСТВЕННОСТЬ
«У НЕГО ЗУБ НА ЧЕРНОГО ЖУКА», — СЧИТАЕТ КОМИССАР О'ГАЛОРАН
На газету опустился ботинок, вдавив ее еще глубже в сток. Затем вновь вознесся в воздух, отдав вес человека своему двойнику. Решительным шагом их владелец шел по тротуару к заброшенному дому. Там ботинки остановились.
Галка окинул взглядом представшую перед ним развалину. Острым зрением подметил декоративную резьбу над окном третьего этажа. Мститель в маске ловко размотал с пояса веревку с крюком. Через пару мгновений он уже стоял на карнизе в нескольких десятках футов над землей. Оттуда Галка стремительно взобрался по стене на первый взгляд пустого здания до окна седьмого этажа, за которым горел свет.
Внутри комнаты группа мужчин обступила стол, на котором беспорядочно валялись детали бомбы. Сверяясь с инструкцией и споря друг с другом, они не замечали, что за ними наблюдают.
Тихо посмеиваясь, Галка ждал. Дернув веревку, чтобы проверить, насколько прочно она закреплена, он отклонился от стены под крутым углом, упираясь ногами в выступ. Резко оттолкнувшись, качнулся в темноту и ворвался из нее обратно, разбив вдребезги стекло и в щепки раму. Приземлившись, Галка издал душераздирающий крик.
Эффект превзошел ожидания. Заговорщики от страха попадали на пол, даже не вспомнив про оружие.
— Мы сдаемся! Не убивайте нас! Пожалуйста!
Безумной силой Галка прижал к стене одного из бесхребетных наймитов Черного Жука.
— Где он? Где Черный Жук? Говори!
— Южный Ист-Сайд! Подвал магазина Шницлера. На Делэнси! Там его штаб! Клянусь!
— Прекрасно! А сейчас, господа, вы вправе вздремнуть до приезда тюремной кареты.
Отмычка касалась механизма замка черного хода в магазин Шницлера с той же чувственностью, с какой девственница теребит бретельку пеньюара в каком-нибудь веймарском борделе.
Галка быстро преодолел препятствие. Пробравшись на цыпочках по открывшейся ему темной кладовой, он подошел к двери в подвал.
Повернув ручку, услышал сверху шквал гремящих цепей.
С жутким грохотом упала огромная клетка: Галка оказался в ловушке!
Из спрятанных выпускных отверстий зашипел газ. Сознание покинуло Галку, как обиженный покупатель, которому предложили товары низкого качества на глазах богатой публики.
Когда он пришел в себя, то почувствовал под животом обитую поверхность, к которой был пристегнут за запястья, лодыжки и талию. Маска и накидка были сорваны. Подбородок упирался в некую впадину, а лоб оттягивал назад кожаный ремень, отчего шея выгибалась едва ли не под прямым углом. Единственное, что мог видеть Галка, так это кирпичную стену с отслаивающейся серой краской и наростами плесени.
На этом фоне из темноты появился человек.
Не человек — Черный Жук со скрюченной спиной и неестественной формы черепом.
— Вот мы и встретились снова, Фрэнк Кафка!
Даже в такой ситуации Кафка не утратил рассудительность и манеру взвешивать каждое слово. Он не промямлил мольбы о пощаде и не выпалил тщетных угроз — лишь произнес краткое «снова?»
В голос Черного Жука просочились напускная искренность и лживое добродушие.
— Ах, ну конечно! Я не снял маски. Как невежливо с моей стороны! Минуточку…
Черный Жук снял головной убор, и часть костюма с антенной повисла как не к месту сброшенная шкура. Кафка увидел незнакомое лицо, которое могло бы принадлежать гному. Человек был приблизительно его лет.
— Вижу, моя личность тебе до сих пор не ясна, — продолжил Черный Жук. — Вполне естественно, зачем же помнить такое ничтожество, как Макс Брод!
— Макс Брод? Не учился ли ты со мной в гимназии Альтштадта? Но это же было двадцать лет назад, и у нас тогда едва возникала нужда перекинуться парой слов!
— Да, мы никогда не разговаривали! Кто удосужится напрашиваться на общение с калекой, уродливым отличником? Явно не высокомерный красавец Фрэнк Кафка! Как же! О нет, у него никогда не было времени на жалкого юнца, который его идеализировал, который болтался за окнами элитарного круга друзей — Поллак, Прибам, Баум, вся та компания — и отчаянно пытался добиться хоть крохи внимания! А потом, когда ты оставил меня в Праге, какая боль разлуки раздирала мне сердце! Бессонные ночи в вымокшей от пота постели, где я ворочался, истязаемый твоим образом! Длинные походы и заплывы, нацеленные на то, чтобы изжить память о тебе, смогли лишь скрасить мои физические недостатки. Даже в твое отсутствие я не мог избавиться от тебя, потому что прославленная личность инженера Кафки и его далекие великие дела вечно ставились мне в пример всеми представителями еврейской общины Праги.
